— Да и не только вас, — несколько обиженным тоном говорит Лактион: — и жен-то ваших… кто их кормит? Одевает, обувает? Вы куда глядите? Вы глядите, как бы на улицу, да в орла или в карты, а я ночи не сплю, все думаю, планты составляю, в уме прикидываю… Ведь они, ботинки-то, на французских каблучках, тоже не дешевы!..
Я вмешиваюсь в эти семейные счеты, чтобы перевести разговор на общую почву. Начинаю расспрашивать Лактиона о рабочем бюджете — в его расходной части, главным образом. Конечно, ни Лактиону, ни кому либо из его артели никогда не приходило в голову не то, что предварительную роспись составить, но даже «в уме прикинуть», на какую сумму в день изнашивается одежды, обуви, на сколько съедается, сколько сгорает в печке, в лампе, сколько идет на отдохновение души и развлечения, на религиозные потребности и т. п. И когда я предложил вычислить совместно, хотя бы в приблизительных цифрах, сперва смеялись и относились явно не серьезным образом.
— Да ведь это как… рази укинешь… Когда сколько есть, на все и живем…
— Вон Матвея хоть взять: он с весны рублей 70 заработал… Ну, 20, может, на одежу издержал, а 50 пропил…
— Матвею нельзя не пить, — такая точка… Жена с другом в Ростов уехала, а он вот остался — ни женатый, ни холостой…
— Есть о чем толковать! Жен на улице, сколько угодно… Пятачок — пучок, гривенник — десяток…
— К ним, брат, тоже с пустым-то карманом не дюже близко подойдешь, а приди при деньгах…
— Ну, много ли…
— Много? Как ни оборачивай, а меньше полтины не укроешь…
— За один удар? Дорого… Это по городскому…
Но постепенно от легкомысленной темы разговор подходит все-таки к интересующему меня вопросу — к приблизительному определению годового бюджета местной рабочей семьи. Мало-по-малу заинтересовались все, втянулись в беседу, начали вычислять, спорить, уличать друг друга в непроизводительных, неразумных тратах, отвлекались в сторону, бранились, и нелегко было держать прения ближе к главной теме.
— Хлеба? — говорил с азартом Лактион: — да рабочему человеку, ежели как следует кормиться, на месяц полтора пуда беспременно! А хлеб сейчас рупь семь гривен…
— Полтора много… полтора на круг в семье не выйдет, — говорит Аким Железников, по прозванью Маметкул, — казак с лицом татарского типа: — много полтора… У меня вот жена… и двое детей, конечно… одному четвертый год, а другому два… Так нам 2½ пуда на месяц хватает…
— За то-то она у тебя и поджарена, жена-то, — замечает Лактион.
— Нездорова.
— Корми лучше, вот и здорова будет…
— Так если же она хлеба не ест… Плохо ест хлеб, — доктора сознают что-то навроде чахотки…
Маметкул говорит об этом как бы мимоходом, равнодушным тоном делового человека.
— Дети — тоже не проестные… Так, абы чего, похватают, — зелени, например… теперь вот арбуз пошел, — арбуза… а хлеба мало им требуется…
После обстоятельного обсуждения мы кладем все-таки по 1½ пуда на человека в месяц, но цену берем среднюю — 1 руб. 20 коп. Выходит по 6 коп. в день на человека. Продолжительные прения вызывает вопрос о расходе на приварок, чай и сахар. Большинство склонно было к возможному преуменьшению и клало ежедневную сумму на эту статью — 10 коп. Лактион и Антон Ремезов, так называемый «японский победитель» (он участвовал в минувшей войне) налегали на повышение до 15 копеек.
— Гривенник это уж худо-бедно… А ежели мяса когда купить…
— А может, и лампасе к чаю? — иронически замечает Матвей: — мяса! хорош и так… Вон арбузы пошли, ешь арбузы…
— Да ведь он и арбуз-то три копейки тоже, а им одним сыт не будешь… А мясо, по крайней мере, сытная вещь…
— Живот заболит с него… 12 копеек за фунтик — баранина…
— А я вот узаконил по воскресеньям на рынке голову брать. И цена небольшая — гривенник, и целый день сыт со всем семейством… Ей ежели ума дать, как следует, — то это такое кушанье… Только надо знать, как обварить, как приготовить…
Мы все-таки решили исключить мясо, даже в самой дешевой и выгодной его части, из списка предметов рабочего питания, признали его излишней роскошью. И остановились на гривеннике, как на достаточной сумме ежедневного расхода на человека на чай, сахар и приварок. Перешли к вопросу об обуви. Здесь цены были известные, давно установленные, — и мы вычислили легко ежедневный расход на обувь — 3½ копейки. Лактион и тут обнаружил тенденцию преувеличивать, но, как водится, был опровергнут.
— Мне одни чирики на лето! — говорил Матвей, более всех склонный к самоограничению в расходах на предметы первой необходимости.
— Одних не хватит, — возражает «лобовой» Филипп: — две пары, как ни верти, а надо…
— Да вы товар какой берете? Редкий!..
— Это — редкий? — говорит обиженно Филипп Лактионов, поднимая ногу в заплатанном штиблете: — толщина — мое почтение. Четыре рубля, а года не ношу…
Согласились все-таки на одной паре чириков — два с полтиной, паре сапог — семь рублей и паре валенок — пять с полтиной… И перешли к белью и прочей одежде. Опять первым высказался ограничивший свои потребности до minimum’а Матвей:
— Рубах с подштанниками две пары достаточно… Кладите две!
— Две мало! Не хватит! — послышались возражения со всех сторон: — три, по крайней мере!..
— Я — две пары… — стоит на своей позиции Матвей: — не то я не дюже потлив, что ль…
— Не дюже хлопотлив, — это вернее, — замечает кровельщик Герасим: — а кабы было у тебя побольше детишек, так засуетился бы, небось… Там зацепил, в другом месте дернул, — поглядел бы тогда, как две пары хватает! Мы вот как родили их одиннадцать штук, так вот как потеем!.. не то — две пары, и четыре истаскаешь!..